У Раді бізнес-омбудсмена заявляють, що кількість невиконаних судових рішень стає дедалі більшою, зазначаючи, що стрибок істотний, а тенденція явно загрозлива.
Системное исследование на эту тему пока еще не опубликовано, поэтому мы обратились за подробностями к заместителю бизнес-омбудсмена, которая занимается этим вопросом. В интервью “Цензор.НЕТ” Татьяна Короткая рассказала, почему украинский бизнес, выиграв суды, теряет миллиарды, как конкурируют между собой государственные и частные исполнители, почему правоохранители не возвращают изъятые на обысках деньги, игнорируя решения следственных судей, а также о том, почему стоит дать право директору Бюро экономической безопасности накладывать аресты на имущество предприятий и физлиц даже без согласования с судом.
“НЕОБХОДИМО КОРРЕКТИРОВАТЬ ИМЕЮЩУЮСЯ АСИММЕТРИЮ В ПРАВАХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ И ЧАСТНЫХ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ”
– Что послужило поводом для такого исследования?
– При подготовке системных отчетов мы опираемся на актуальные проблемы бизнеса, на те обращения, которые у нас в работе. Среди тем, которые уже отработаны, – вопросы, связанные с налогообложением, внешнеэкономической деятельностью, и ряд других. В этих направлениях теперь нужно добиться внедрения наших системных рекомендаций. Проанализировав статистику по обращениям, которые нам поступали в прошлом году, обратили внимание на негативную тенденцию по увеличению жалоб, связанных с невыполнением судебных решений.
– Можете назвать цифры? За какой период выросло количество таких обращений?
– Если, к примеру, в 2015 году у нас было 12 жалоб на эту тему, то за 2020-ый – их более 200. Очевидно, что скачок существенный и тенденция явно угрожающая. Поэтому мы решили, что это важная тема для системного отчета и стоит погрузиться в более глубокий анализ наших данных.
– Были ситуации, когда удалось помочь бизнесу с решением такой проблемы?
– Безусловно. За все время нам удалось добиться позитивного решения по 371 жалобе. Это сохранило бизнесу более 2,4 млрд грн. То есть, более 300 жалоб ценой практически 2,5 млрд грн. Понимаете, почему для бизнеса это важно?
– Анализировали, какой масштаб этой проблемы в стране?
– По официальной статистике Минюста, с 2019 года на принудительном исполнении находятся решения на 796,8 млрд грн. Это можно в какой-то мере соотносить с показателями ВВП страны. О чем это говорит? Это угрожающие масштабы только финансовых эффектов от невыполненных судебных решений. А есть же не финансовые эффекты. Это вопросы прав собственности, восстановления нарушенных прав и т.п.
– Отчет пока не опубликован. Расскажите, что удалось выяснить и какие рекомендации, направленные на решение проблем, подготовили?
– Идеологически отчет состоит из двух частей. Первая часть посвящена макро-уровню – институциональным проблемам. Например, сейчас актуализировался вопрос конкуренции между государственными и частными исполнителями. Институт частных исполнителей внедрен не так давно и он продолжает развиваться, хотя возникают и трудности в процессе их деятельности. Частные исполнители прекрасно работают по исполнению решений, связанных с материальными вопросами. Например, банки активно пользуются их услугами. А государственным исполнителям остаются социальные кейсы, с точки зрения функционирования исполнителей менее привлекательные. И у тех, и у других исполнителей есть свой набор правовых инструментов и свои сильные стороны по выполнению решений суда. Постепенно необходимо корректировать имеющуюся асимметрию в правах государственных и частных исполнителей. Наша команда дала также ряд рекомендаций по доступу к базам данных, диджитализации и другие, необходимые для повышения эффективности работы исполнителей судебных решений.
– А почему решения по таким значительным суммам находятся так долго на исполнении?
– Это вторая группа проблемных вопросов, которую мы выделили. Как оказалось, у нас в Украине действуют почти 20 мораториев, в разное время принятых Верховной Радой на принудительное исполнение судебных решений. Могу привести один из широко известных примеров. В 2008 году Украина “провалилась” в экономический кризис с показателями до минус 15% ВВП. Но это был период, когда граждане наконец-то имели возможность приобретать жилье в ипотеку. Самыми востребованными и доступными были валютные кредиты. И когда на фоне резкого экономического провала также резко вырос курс доллара (и других популярных валют), много семей оказались, что называется, на грани нищеты, ведь ипотека оказалась для них неподъёмной. Именно тогда парламент снова использовал знакомый с 90-х годов инструмент – мораторий, направленный на то, чтобы не допустить отчуждения жилья, которое является залоговым.
Но подобных мораториев, как я уже сказала, у нас около 20. Первые из них появились еще в 90-е годы, когда начался процесс приватизации госимущества, банкротились предприятия, и страна находилась на зародышном этапе нового экономического развития. Ни общество, ни правовая система не были готовы к тому, что государственные предприятия могли потерять какие-то свои активы из-за судебных решений. Тогда и было принято решение заморозить определенные процессы путем введения моратория.
Есть мораторий и в топливно-энергетическом секторе. И какие-то еще точечные. Все эти моратории, ограничивающие исполнение судебных решений, пора пересмотреть.
“ЭТИ МОРАТОРИИ ЗАЩИЩАЮТ ОТ РЕШЕНИЯ ВОПРОСОВ, СВЯЗАННЫХ С ГЛОБАЛЬНЫМИ ВЫПОЛНЕНИЯМИ ПО ДОЛГОВЫМ ОБЯЗАТЕЛЬСТВАМ”
– Эти моратории защищают преимущественно должников?
– Они защищают в том числе и государство от выплаты тем, кому оно должно. Должники же есть разные. Например, госпредприятия. Эти моратории защищают от решения вопросов, связанных с глобальными выполнениями по долговым обязательствам.
– Вы предлагаете разрешить взыскивать долги со всех?
– Мораторий – это временное решение, которое преследует определенную краткосрочную цель. Нужно каждый мораторий пересмотреть с точки зрения того, достиг ли он той цели, ради которой вводился. Если цель достигнута, может, его не стоит держать дальше?
Другое дело, что после снятия моратория у государства появится большое количество обязательств. Соответственно, государству нужно иметь стратегию по тому, как эти обязательства выполнять. Ведь в том числе нужно вносить изменения в законодательство, бюджетировать средства, готовиться к продажам активов и т.д.
Но замалчивать эту проблему уже нельзя.
– Ваш энтузиазм вряд ли поддержат многие депутаты. Например, в части того же моратория по ипотечным кредитам. Непопулярное решение.
– По данным Независимой ассоциации банков Украины, те заемщики валютных ипотечных кредитов, которые владели единственным жильем и попали в тяжелое положение, уже давно рассчитались. Оставшиеся заемщики с непогашенными валютными ипотечными кредитами составляют не такое большое количество, но они представляются довольно интересной группой.
– Что вы имеете в виду?
– То, что депутаты добавили в документ ряд параметров, которые просто позволили не платить по ипотечным кредитам, когда был строительный бум. Этим пользовались состоятельные люди, которые брали кредиты под строительство коттеджей и квартир как их инвестиций (не для собственного пользования). Мораторий позволил им нарастить свои активы и не платить по своим обязательствам.
– Почему до сих пор действуют моратории, принятые в 90-е годы? Они же, обычно, принимаются на определенный срок, а не пожизненно.
– Конечно, предполагается, что они принимаются на конкретный срок – до решения проблемы. Я думаю, что действуют эти моратории по разным причинам. Мы помним, что последние шесть лет были посвящены существенным политическим изменениям, военным вызовам, активным антикоррупционным и экономическим реформам и т.д. Учитывая, что отмена мораториев предполагает подготовленные следующие шаги, то это и является ответом – почему не отменили моратории до сих пор.
– Получается, что проблемы, обозначенные этими мораториями, до сих пор не решены или просто об этих мораториях забыли?
– Не могли забыть, все эти обязательства стоят на учете в Минюсте. Просто если все моратории снять сразу, понадобится большой объем денег, а их в госбюджете, как всегда, недостаточно. Да и ответственность за принимаемые решения также понадобится.
Надо разбираться, что там осталось из активов, из-за которых в 90-е годы были приняты какие-то решения. Интегральная идея – разобраться и решить вопрос окончательно. А для этого нужна стратегия.
– Есть в отчете еще какие-то рекомендации для власти?
– Третья группа рекомендаций связана с ответственностью государственных служащих за невыполнение судебных решений – вплоть до уголовной. Мы рассматриваем там разные варианты. Именно по вопросам ответственности у юристов есть большие споры. Часть из них считает, что у нас достаточно всего в законодательстве, нужно только выполнять. Но поскольку оно не выполняется, возникает вопрос, а не надо ли нам с этой ответственностью поработать.
– Предлагаете ужесточить ответственность или изменить механизмы применения каких-то норм?
– Предлагаем уточнить механизмы и сферу применения. Эту идею не очень хорошо воспринимают сотрудники государственных служб и их можно понять. Но проблема, тем не менее, существует. И проблема невыполнения решений суда тоже имеет две стороны. Помимо объективных сложностей с выполнением судебного решения, есть группы госслужащих, которые просто не хотят выполнять решения, примитивно саботируют это. Меня поражает, когда официальные лица мне говорят: “Знаете, это судебное решение купленное”. Господа, а откуда вы это знаете? Мы можем как просто люди, граждане думать, что угодно о любом решении. Более того, мы можем обсуждать это с друзьями в кафе и разговаривать с телевизором (улыбается, -авт.). Но при исполнении государственных обязанностей госслужащие обязаны приложить все усилия, чтобы решение суда выполнить, если оно вступило в законную силу.
Реформы судебной системы и реформы в государственной службе, в государственном управлении должны идти параллельно. Нельзя ждать, когда одни добьются совершенства, а потом что-то начинать самим.
“БЫВАЮТ СЛУЧАИ, КОГДА ПРАВООХРАНИТЕЛИ ТЕРЯЮТ ДЕНЬГИ, ИЗЪЯТЫЕ ПРИ ОБЫСКЕ, И ПОЭТОМУ НИЧЕГО НЕ МОГУТ ВЕРНУТЬ”
– Есть еще какие-то объективные причины, кроме мораториев, которые не позволяют выполнить судебные решения?
– Безусловно, например, в некоторых случаях отсутствует механизм или соответствующая процедура. Бывают ситуации, когда нет финансирования, и собирается очередь из нереализованных судебных решений до поступления финансирования. Или требуются экспертизы для правильного выполнения решения, а это занимает время. С этими процессуальными проблемами можно работать.
Есть еще специфические темы, которыми занимается совет бизнес-омбудсмена – судебные решения в налоговой и таможенной сферах. Отдельной категорией стоит невыполнение решений, которые выносят следственные судьи, например.
– Они касаются арестованного имущества?
– Да. К нам обращаются в случаях, когда решения не выполняются или выполняются не полностью. Поэтому в отчете мы предлагаем уточнить нормы УПК, прописав сроки, в которые такие решения должны выполняться.
– Можете привести примеры?
– Например, при обыске изъяли некое имущество, которое не является доказательством по уголовному производству. Адвокаты получили решение о его возвращении. А потом это имущество и решение “зависает”. Бывают даже случаи, когда правоохранители теряют деньги, изъятые при обыске, и поэтому ничего не могут вернуть. Недавно у нас было дело, когда потеряли партию сигарет.
– Вы, кстати, читали о норме, которая должна появиться в УПК в связи с запуском Бюро экономической безопасности, о том, что директор этого органа получит право без суда, только своим решением, накладывать арест на имущество предприятия или физлица на 48 часов?
– Когда возникают такие предложения, я думаю об этом в контексте особенностей страны. Может, такая норма действительно нужна следователям для их работы, и они улучшат свои показатели раскрываемости экономических преступлений. Я все-таки не работаю следователем, не понимаю всех нюансов. Главный вопрос в том, не будут ли злоупотреблений в связи с таким правом при аресте имущества. А здесь уже логичнее говорить о профессионализме и добропорядочности того, кто принимает решение. Поэтому важно, как этим инструментом будут пользоваться те, кому он попадет в руки. В нашем современном мире, если отвлечься только от правоохранительной системы, вопрос этики, оценки репутации должен выходить все больше и больше на первый план.
– Что может удержать человека, который придет на должность директора бюро, использовать этот инструмент не всегда во благо?
– Татьяна, любого из нас могут удержать только внутренние принципы. Все запретить тоже нельзя. Перед этим органом будет стоять непростая задача – борьба с экономическими преступлениями, и для ее выполнения нужны инструменты. Конечно, хочется, чтобы они попали в руки достойным людям.
Может, эти слова покажутся вам несколько романтичными. Но я – практик и работаю с конкретными кейсами в весьма токсичной среде. Начинаю свой день с какой-то проблемы и заканчиваю также. В промежутках иногда с командой радуемся нашим победам. Особенно когда приложено очень много усилий. Например, нам удалось обхитрить каких-нибудь рейдеров и защитить наших заявителей.
– Обсуждали с представителями Минюста проблему невыполнения судебных решений?
– Безусловно. Там отдают себе отчет, что это огромная проблема, и прилагают усилия, чтобы ее решить. Но не все получается одномоментно.
– Из-за чего чаще всего судится бизнес? Это споры между собственниками или с государством?
– Те, кто приходит к нам с жалобами, судятся с государственными органами. И приходят только в случае, если выиграли суд, но решение не выполняется.
Большинство решений связаны с налоговыми вопросами. Например, в части блокировки налоговых накладных. Введение системы автоматической регистрации налоговых накладных – это прогрессивно. Но она развивалась, менялись критерии, и все равно пока не получается выписать идеальную формулу. Я бы делала упор на улучшение практики, а не только правил.
Так вот, у нас есть невыполненные решения еще по тому периоду, когда система только запускалась и было немало скандалов с блокировкой налоговых накладных.
– А сейчас жалобы на эту систему есть?
– Сейчас она работает неплохо. ГНС всегда была номером один в нашем антирейтинге и остается по количеству жалоб, но качество работы самой институции сейчас изменилось.
– Это случилось после прихода на должность главы службы Любченко?
– Да. Но я надеюсь, что это системные изменения, и они не связаны только с персоналиями.
– А если говорить о правоохранительных органах, с какими из них у бизнеса чаще всего возникают проблемы? На кого жалуются?
– На первом месте – Национальная полиция, потом Офис генпрокурора и с большим отрывом Служба безопасности Украины. Бывает, что жалоба поступает, но потом не подтверждается. В эти дни разбираюсь с одним из кейсов, где компания пожаловалась на СБУ. До них дошла информация, что они находятся в разработке якобы по теме финансирования терроризма. Описывают, по каким признакам они это определили.
– Как отреагировали?
– Передо мной как заместителем бизнес-омбудсмена стоит вопрос: я беру это в работу или отклоняю. То есть, насколько жалоба обоснована. Пока компания, кроме того, что им кто-то что-то рассказал, ничего не предоставила. Нет информации о том, какие действия правоохранителей нарушают их права. Если спецслужба работает и имеет на это основания, зачем нам вмешиваться?
– Бывают ситуации, когда правоохранительные органы используют какие-то схемы, чтобы отобрать бизнес? Например, работают на рейдеров?
– Я бы шла от обратного. Рейдерские атаки, как правило, не похожи одна на другую. Там есть, конечно, определенные шаблоны, но все-таки это больше творчество захватчиков. Именно поэтому очень сложно преодолеть это негативное явление, потому что каждое новое нападение – это специально разработанный продукт под клиента.
Поэтому довольно часто, если мы говорим о рейдерстве, правоохранительный орган с его действиями и решениями в плане присутствует, но действует ли он неправомерно в этом смысле, это большой вопрос и надо разбираться. Потому что он тоже может быть инструментом в руках тех, кто эту схему разрабатывал. То есть, он может быть соучастником, а может – слепым инструментом.
– Вы сказали, что на втором месте – прокуратура. Но в Офисе генпрокурора даже создан отдельный департамент, чтобы защищать права инвесторов.
– Мой коллега курирует работу экспертных групп, которые коммуницируют с Офисом генпрокурора. Но мы на такие экспертные группы выносим не все кейсы, а самые сложные, когда видим, что уперлись, и это можно решить только на высоком уровне.
Но получается не всегда. У меня был кейс, когда мы хотели устроить встречу бизнес-омбудсмена с Генеральным прокурором. В этом случае шла речь об изменении подследственности и передаче расследования из-за неэффективности из одного правоохранительного органа в другой. Наш заявитель приводил в жалобе аргументы, почему это было бы разумно. Но нам так и не удалось до сих пор эту встречу провести, да и попытки сейчас уже оставили.
– А как оцениваете работу Временной следственной комиссии Верховной Рады, которая тоже направлена на защиту бизнеса?
– Как ни странно, но ВСК работает очень эффективно и является еще одним дополнительным инструментом в решении проблемных вопросов по конкретным кейсам. Я удивлена, потому что это не свойственно парламентским комиссиям.
У меня сейчас есть один из кейсов по рейдерству. Мы разбираемся в ситуации сами. Но я знаю, что адвокаты, представляющие интересы компании, обратились в ВСК, и этот вопрос довольно быстро продвигается.
Комиссия пользуется авторитетом у госорганов, и у нас уже есть несколько успешных кейсов, когда там действительно помогли.
Но этим не могут и не должны постоянно заниматься депутаты, все-таки в стране должны работать институции.
Татьяна Бодня, “Цензор.НЕТ”
Читайте оригінал публікації за посиланням.
